Однажды Бог послал ворон кусочка сыр… Ну, Пармезан… И он его тихонько жрал… Один, как партизан. Сидел себе на ветка — заместо табуретка — И жрал, и жрал, и жрал, и жрал, и жрал! Скорей-скорей, чтоб кто-то не украл… А мимо шёл лиса… И колбаса — нет, сыр — почуял. И тоже сразу очен захател! Прям даже весь вспотел! Прям даже стойка сделал, как собак. Вот так! И говорит: «Привет, ворон! Вах! Дай мне посмотреть со всех сторон, какой же ты красивий нынче стал, ведь я тебе давно, два — нет! — три сутка не видал!
Какой же ты теперь неординарный! Какой лицо! Какой фигур щикарный! И как тебе идет твой черный цвет! М-м-м! Наоми Кэмпбелл, Уитни Хьюстон, нет? Я прям совсем тебе не узнаю! Прости, что рядом долго так стою, я просто оторвать глаза не в силах от твой лицо — какой же он красивий! Тебе портрет надо писать, картина, и помещать всемирний паутина… С тобою рядом даже Мона Лиза — не смотрится… А, так себе, огрызок… С тобою рядом сам Софи Лорен, как рядом с роза — огородний хрен… Прекрасен верх твой и прекрасен низ! И пусть с ума сойдет от зависти Борис! Вот этот — как его там— Моисеев! Твой задний низ — гораздо красивее!..» Так говорит лисиц. И тихо-тихо подходит ближе — хитрий, билят, чувиха! Ворон — молчит, но кушать перестал. И гордо смотрит вниз — как Ленин с пьедестал. Лисиц чуть-чуть немножко отдохнул — и снова: «Эй, ворон! Уснул? Не спишь? Я тут сказать тебе еще хотел, пока ты в Голливуд не улетел, что преклоняюсь пред твоим умом. Я себя чувствую, ну, просто чмом, когда смотрю на твой високий лоб. Ты — гений! Твоя мисль, как антилоп, несется вскачь, опережая время. Ты самий мудрий между нами всеми! На твой на лоб написано вот тут, что ты закончил главний институт. И что с медалью ты закончишь академий… Я зуб даю, что Нобелевский премий тебе вручат, ну, максимум, в субботу — за математика контрольную работу. Я глаз даю, что умных в этом мире всего лишь двое: ты и Пентиум 4! Спасибо, Бог, что ты позволил мне родиться в один эпох с этот великий птица!» — так говорит лисица. И ближе, ближе к ворон свой подвигает лыжи. Ворон — молчит. Надулся, как индюк, аж пузо випирает из-под брюк. Такой прям важный стал, как будто цар. Как генеральний птица-секретар. Лисиц же хитрий, отдохнув слегка, включил уже такого дурака, что даже сам себе немножко удивилься. И говорит: «О, Господи! Неужто я влюбился!!! О, мой прекрасний сон! О, мой ворон! Ты доведешь мене до похорон! Нет без твоей любви мне жизни, детка! Сейчас повешусь! Вот на этот ветка. Нет — отравлюсь! От этот мухомор. О, мой ворон! Май лав! Шери! Амор! Как больно знать, что ты мене не любишь! Что мой супруг ты никогда не будишь! И не снесешь мне маленький яйцо, точь- в- точь похожий на мое лицо! Ах, плохо мне! Ах, ах! Я умираю! Инфаркт! Инсульт! Инцест! Ах, я не знаю! Ах, сердце мой! Все! Навсегда замри! Ну, что же ты молчишь?! Кричи скорей ноль три!!!» И он упал — рука к груди прижатий, как будто только что его хватил Кондратий. Ворон — а что ворон?! Он клюв разинул, и про сыр забил — из рот его не винул. И каркнул так, что тут же подавился… И вместе с сыр он с дерево свалился. И прямо лису на башка. И шея повернул ему слегка. И лис скончался и ворон подох. А сыр сожрала полосатый мух, зараза!
